Как Гамлет стал Деточкиным

В начале 60-х прошлого столетия после выхода на киноэкраны фильма “Гусарская баллада” считающийся тогда еще “начинающим” режиссер Эльдар Рязанов не очень представлял себе, что делать дальше, что снимать. Сценарий для новой картины ему никто не предлагал, и режиссер решил искать материал для будущей ленты сам. Однажды на “Мосфильме” встретился с Эмилем Брагинским. Никто тогда и не предполагал, что эта встреча выльется в постоянное и длительное соавторство, которое продолжалось без малого 35 лет. Впрочем, сначала все было не так уж и гладко: фильма “Берегись автомобиля” страна могла никогда не увидеть.

Эльдар Рязанов рассказывает “МК”:

— Поиск сюжета — процесс неуправляемый. Иногда это происходит быстро, а иногда на это уходят годы. Но мы сразу же набрели на бродячую легенду тех лет про человека, который угонял машины у людей, живущих на нетрудовые доходы, продавал их, деньги переводил в детские дома, а себе ничего не брал. Одни говорили, что это было в Одессе, другие — в Ленинграде, третьи — в Ростове, четвертые — в Москве. Примерно как семь городов спорили за право “считаться родиной Гомера”. Нас заинтересовал сам феномен, описанный в истории. И мы с Брагинским решили об этом написать — сюжет-то интересный. Но прежде чем выдумывать что-то, поставили перед собой задачу познакомиться с героем этого замечательного приключения. Чтобы услышать все из первых уст.

“Реальный Деточкин оказался мифом”

— Мы обращались в различные отделения милиции, в Министерство юстиции, в прочие правоохранительные организации, — продолжает Эльдар Александрович, — пока не поняли, что этого не было. Просто народ выдумал легенду о современном благородном разбойнике — Робине Гуде, в которой выдал желаемое за действительное. Тогда мы решили развивать эту историю самостоятельно. Первым нашим поползновением было сочинить вестерн по-американски. Но поняли, что это не наш жанр, поскольку мы — комедиографы.

 
“Жребий выпал в мою пользу”

Сценарий с первоначальным названием “Угнали машину” был написан быстро, месяца за полтора-два.
— В процессе совместной работы мы притирались друг к другу, — вспоминает режиссер. — С самого начала установили правило: работаем только вдвоем, и все у нас поровну, пишем, сидя друг против друга, и если сегодня работаем у одного, то на следующий день у другого. Если одному из нас что-то не нравилось, мы не тратили много времени на обсуждения. В тексте оставалось лишь то, что устраивало нас двоих. Позже мы даже не помнили, кто из нас что именно придумал в сценарии. Поскольку научились понимать друг друга с полуслова-полувзгляда. И придуманное одним становилось общим. Это, как ни парадоксально, и облегчило наши человеческие отношения, и ускорило работу над сценарием. Принципиальный спор возник у нас только один раз, и пришлось кидать жребий. Мама Деточкина должна была крикнуть: “Судью на мыло!” Брагинский утверждал, что это пошло. А я сказал, что мне нравится. Кинули жребий. Выпало в мою пользу. И фраза осталась в сценарии.

 
“Мы вашу картину законсервируем”

Сценарий писали с прицелом на то, что главную роль должен играть Юрий Никулин.
— И все было хорошо, пока не выяснилось, что Юрий Владимирович, основным местом работы которого был цирк, уезжает на гастроли на полгода в Бразилию, — вспоминает Рязанов. — Чтобы освободить Никулина для съемок, я отправился в Госкино, куда только-только из ЦК КПСС пришел новый председатель Алексей Романов. Объяснил Алексею Владимировичу ситуацию, рассказал, что фильм уже практически находится в запуске и что Никулин специально ради съемок научился водить машину. На что Романов, которого я видел впервые, логично пожелал познакомиться со сценарием. Ничего не подозревая, я принес ему наш опус. Через три дня Алексей Владимирович резюмировал: “Это очень плохой сценарий”. На мой вопрос “Почему?” ответил: “Кино обладает очень большой силой воздействия. После выхода вашего фильма советские граждане начнут угонять друг у друга машины”. Тут я понял, что мы имеем дело с человеком не самого большого ума. Романов продолжал: “Я не буду вам помогать освобождать Никулина от гастролей. Более того, мы вашу картину законсервируем”. Это значило, что съемки картины отложены либо на время, либо навсегда. В нашем случае — навсегда.

“Я это уже сыграл”

Поначалу Брагинский и Рязанов расстроились. Но скоро поняли, что все, что ни делается, — все к лучшему. Эльдар Александрович поведал “МК”, что ему и соавтору было жаль лишаться хорошего сюжета и они решили сделать из сценария повесть:
— Когда мы начали писать повесть, выяснилось, что прозаик — совершенно другая профессия, нежели сценарист. Притом что готовый сюжет у нас был, мы четыре месяца потратили на то, чтобы написать на его основе повесть. За это время я успел снять по заказу чиновников из Госкино сатирический кинофельетон “Дайте жалобную книгу”. Сценарий был не очень интересный. Но мне пообещали, что если я этот фильм сниму, то потом мне дадут запуститься с “Берегись автомобиля”. И я на это пошел. Пока я снимал “Дайте жалобную книгу”, наша с Брагинским повесть была опубликована в журнале “Молодая гвардия”, а потом еще и была напечатана отдельной книжкой. На нее была хорошая пресса. Мы отнесли напечатанную повесть и благожелательные рецензии в ЦК. Я не знаю, что там читали — нашу повесть или рецензии на нее, но нам дали “добро” на съемки картины. Тут выяснилось, что Никулин опять уезжает на гастроли, на сей раз в Японию. Кроме того, он сказал: “У меня ощущение, что я это уже сыграл”. Начались поиски другого актера на роль Деточкина. Кандидатура Смоктуновского возникала еще в первый раз. Но он тогда играл “Гамлета” у Козинцева. Ведь главное качество нашего героя — легкий сдвиг в сознании, он как бы не совсем нормален. Ведь в советское время рисковать своей свободой во имя справедливости мог только чудак. От этого и возникала трудность в поиске актера. Надо было найти исполнителя со странностями, чтобы зритель безоговорочно поверил в него.

 “Жена Смоктуновского совершила ошибку, покормив меня”

— К моменту второго запуска “Берегись автомобиля” Смоктуновский снимался в роли Ленина в фильмах “На одной планете” и “Первый посетитель” и приехать на пробы не мог. Тогда мы с группой поехали к нему в Ленинград. У него был сложный пятичасовой ленинский грим, потом девятичасовая смена. А уж потом мы сделали пробу очень усталого Смоктуновского. Проба получилась не очень хорошая. Но в ней было главное — я верил странностям этого человека. Однако радовался я рано. Иннокентий Михайлович сильно заболел. И прислал телеграмму: “Сниматься не могу. Сохраните желание работать со мной до следующего раза”. Стали делать пробы других замечательных актеров на роль Деточкина. Пробовались Леня Быков, Леонид Куравлев. Но они не были странными, проявлялась их социальная суть.

Пробовали мы и Олега Ефремова, который устал играть следователей, комиссаров, комсоргов и прочих молодежных вожаков и очень хотел сыграть Деточкина. Олег очень старался. Но, по словам увидевшего его пробу нашего художника Бориса Немечека, получился “волк в овечьей шкуре”. Просвечивал за мягкостью Ефремова глава театра “Современник” и будущий вождь МХАТа. В итоге Олег согласился на роль Подберезовикова. А я понял, что отступать некуда и надо снова ехать в Ленинград и любыми способами уговаривать Смоктуновского.

Была жуткая погода, шел дождь. Когда я отыскал загородный дом Смоктуновского, с моего модного болоньевого плаща текло. Как вспоминал позже разбуженный мной Иннокентий Михайлович, то, что он увидел, напоминало продолжение кошмарного сна. Супруга Смоктуновского — Суламифь — бросала на мужа презрительные взгляды, намекая этим, чтобы Кеша в своем больном состоянии не соглашался на мои уговоры. Но она совершила непростительную ошибку. Она меня покормила омлетом. А единственное, что в тот момент могло меня выгнать из дома Смоктуновских, — это чувство голода.

Чего я только ему не обещал. И нянек для детей, и медицинское обслуживание, и прочие блага. Лишь бы он согласился. Кеша изнемог в этой борьбе и пообещал приехать через месяц, когда поправится. Но я был тертый калач. “Кеша, — сказал я ему, — твоя телеграмма с отказом от съемок — это документ. Я должен привезти другой документ с твоим согласием. Пиши расписку, что будешь сниматься!” И покорный Кеша под мою диктовку написал расписку. Это было, конечно, неслыханно: чтобы режиссер брал расписку с артиста…

То, что я тогда так насел на больного человека, можно расценивать двояко. С одной стороны, это можно приветствовать как режиссерскую напористость. С другой — это была человеческая черствость. Ведь после “Берегись автомобиля” Смоктуновский два года не снимался, у него начался туберкулез глаз. Это началось раньше, но, если бы он тогда лечился, а не снимался…

“Я хотел переснять все сцены с Папановым”

Выбор Смоктуновского на роль Деточкина означал не только выбор другого актера, но и выбор другого жанра, утверждает режиссер. Поэтому и от Юрия Яковлева, который должен был играть Подберезовикова в паре с Никулиным, пришлось отказаться. Если бы картина с Никулиным и Яковлевым была бы чистой воды эксцентрической комедией, то с появлением Смоктуновского запахло трагикомедией. Ни он, ни Ефремов совершенно не умели комиковать на экране. Они — абсолютные реалисты, проживающие каждую ситуацию серьезно по системе Станиславского.

Другой популярный потом дуэт — Андрей Миронов и Анатолий Папанов — впервые появился в “Берегись автомобиля”. Но это был совсем не тот дуэт, который позже использовал Гайдай. Что касается Папанова, то уже когда картина сложилась, мне показалось, что Анатолий Дмитриевич играет чересчур ярко. Признаюсь, я хотел все его сцены переснять. Я уже был рабом жанра трагикомедии. Мне хотелось, чтобы в фильме все было не только очень смешно, но и очень серьезно.

Сейчас понимаю: хорошо, что у меня на пересъемку сцен с Папановым просто не хватило времени. А ставшие знаменитыми реплики вроде “Положь птичку” Анатолий Дмитриевич придумал прямо на площадке. Да и фразу “Тебя посодят, а ты не воруй” сумел сказать так, что она стала еще одним афоризмом.

“Ленин не может быть жуликом”

“Браться за роль Деточкина было соблазнительно, но и непривычно до тревоги, — писал позже в воспоминаниях Смоктуновский. — Трагикомическая роль была для меня нова. После князя Мышкина, Куликова в “Девяти днях одного года” и “Гамлета” мне хотелось шагнуть в новую область. Но вдруг не будешь смешон? Вдруг провал?..”

— Против кандидатуры Смоктуновского поначалу были и киночиновники, — продолжает вспоминать Эльдар Александрович. — Тот же Романов, председатель Госкино, мне говорил: он только что сыграл Ленина, а у тебя будет играть жулика. “Но он же будет играть у меня в другом гриме”, — парировал я. Убедить не удалось. Я снимал Смоктуновского самовольно.

Кстати, даже сильно загримированный под вождя мирового пролетариата Иннокентий Михайлович был мало похож на Ленина. Помню, когда мы смотрели на него в ленинском гриме, сам Кеша сказал: “Ну я же здесь вылитый Вальтер Ульбрихт” (один из руководителей социалистической Германии в те годы. — Я.Щ.)

Специально для съемок Смоктуновский по настоянию режиссера сдал на водительские права. И с тех пор всем другим маркам предпочитал “Волгу”, считая ее самой надежной. А саму машину Юрия Деточкина потом перекрашивали не раз. Из фильма “Берегись автомобиля” она перекочевала в “Три тополя на Плющихе”, но уже как такси. И это же такси заказывали на Дубровку в “Бриллиантовой руке”.

“Автомобильные фокусы испробовал на себе”

Все автомобильные трюки в фильме выполнял каскадер Александр Микулин. В его распоряжении была обыкновенная серийная машина, полученная с конвейера завода.

“Все трюки в картине были осуществлены по-настоящему, без липы, без применения комбинированных съемок, — пишет Рязанов в своей книге “НЕподведенные итоги”. — После того как аттракцион бывал снят, Микулин с деланно простодушным видом подходил ко мне и в присутствии членов съемочной группы невинным голосом предлагал повторить каскад, но с тем, чтобы я находился внутри машины и испытал его ощущения на собственной шкуре. Отказаться от предложения значило расписаться в трусости. Производственной необходимости в этих повторах не было никакой — Микулин просто устраивал мне своеобразную проверку. Так что все автомобильные фокусы я испробовал на себе, каждый раз испытывая острое, возбуждающее чувство риска”.

Между прочим, один из операторов фильма Владимир Нахабцев вспоминал, как, “опасаясь холодов в Москве, группа отправилась в Одессу. И надо же такому случиться — там ударили заморозки. Снимали летние проходы по улице. Пар валил изо рта актеров. Рязанов командовал во время съемки: “Олег! Кеша! Не дышите, не дышите!”

“Пассажиры не знали, что за рулем артистка Аросева”

Ольга Аросева была утверждена на роль Любы еще тогда, когда снимать предполагалось Никулина и Яковлева.
— Рязанов поставил мне жесткое условие — чтобы сыграть подругу главного героя, я должна окончить курсы и получить профессиональный диплом водителя троллейбуса, — рассказала “МК” Ольга Александровна. — И я сделала это. На первой же съемке я должна была ехать в потоке машин, а Деточкин радостно на мой троллейбус кидался. Мне сказали: затормозишь в трех с половиной метрах от Смоктуновского. Пассажиры даже не знали, что за рулем артистка Аросева. Я поехала. Вижу: высокий улыбающийся человек бежит наперерез движению и прямо ко мне на ветровое стекло кидается. Такой эмоциональный, порывистый, нервный, с воздетыми от восторга руками. А я только думаю, лишь бы мне его не задавить. Затормозила. Не задавила.
Между прочим, многие были удивлены, когда Эльдар Александрович утвердил Смоктуновского на роль Деточкина. Тогда были в фаворе другие комедийные персонажи — управдомы-идиоты, недалекие начальники всех мастей. А здесь новый тип лирического героя. Плюс актер с причудами, до того сыгравший Ленина и Гамлета. Но работать с Иннокентием Михайловичем было удовольствием. Он оказался очень творческим человеком. Мы потом еще долго оставались с ним добрыми друзьями.
Смоктуновский вспоминал: “На съемках финальной сцены оператор снимал крупный план Любы, сидящей за рулем троллейбуса, затем переводил камеру на Деточкина. В этот момент Ольга Аросева уползала из водительского кресла, а на ее место в кадре усаживался сам Эльдар Александрович. Знаменитую фразу “Здравствуй, Люба, я вернулся” я произносил, обращаясь к режиссеру. Долго у меня эта сцена не получалась. Пока я не заявил Рязанову: “Эльдар, мы никогда не закончим, если я буду все время на твою физиономию смотреть…”
Фильм “Берегись автомобиля” вышел на экраны в июле 1966 года.
— Его посмотрело малое количество зрителей, — рассказывает Эльдар Александрович “МК”. — Рекламы не было. Летом в кино ходили мало. Но заработало “сарафанное радио”. Фильм регулярно стали показывать по телевидению. И сейчас, наверное, трудно найти в нашей стране человека, который не видел бы этот фильм.

Ярослав Щедров, «Московский комсомолец», 27 марта 2008.