«Жестокий романс» снимали в настоящем тумане

Когда осенью 1984 года на экраны страны вышел фильм Эльдара Рязанова “Жестокий романс”, режиссер обнаружил, что с первой постановки драмы Александра Островского “Бесприданница” 12 ноября 1878 года на сцене Малого театра в Москве на саму пьесу и ее последующие экранизации неизменно обрушивался шквал критики, по большей части незаслуженной и обидной. “Русские ведомости” в ноябре 1878 года писали: “Драматург утомил всю публику, вплоть до самых наивных зрителей”. “Автор не был вызван после представления пьесы, — вторили “Биржевые ведомости”. — Очевидно, что драма не увлекла зрителей”.

— А ведь неслабые актеры играли: Гликерия Федотова, Михаил Садовский, Мария Савина, Мария Ермолова, — рассказал “МК” Эльдар Александрович. — Когда в 1936 году на экраны вышла “Бесприданница” Якова Протазанова, “Вечерняя Москва” писала, что фильм дает всего лишь слащаво-сентиментальную историю несчастной любви Ларисы к Паратову. Самого Паратова в исполнении Кторова журнал “Искусство кино” тогда назвал откровенным и прямолинейным пошляком. А рецензент Бродянский писал в “Красной звезде”: “Люди, окружающие Ларису, хозяева общества и их приспешники, показаны бледно”.

Вот и “Жестокому романсу” досталось. Критики от картины камня на камне не оставили. Рецензии были огромные и все без исключения погромные. В течение полутора месяцев “Литературная газета” посвящала в каждом номере целиком одну из страниц нашей ленте. Заголовки: “К чему? Зачем?”, “Всего лишь романс”, “Победитель проигрывает”, “Обман приобщения”. Слов не выбирали, в выражениях не стеснялись. Об исполнителе роли Паратова Никите Михалкове в “Труде” было написано: “Чувствительный супермен (вспомните отнюдь не скупую мужскую слезу, сбегающую по его щеке под пение Ларисы) — вот что такое Паратов в фильме”. Мне до сих пор непонятно, чем так раздражал критиков “Жестокий романс”. Может, так случилось потому, что консультантом у нас был знаток Островского Владимир Лакшин из журнала “Новый мир”, а все, кто налетел на нас, идеологически ближе были “Нашему современнику” и “Молодой гвардии”?.. Но где сейчас эти критики, а где “Жестокий романс”? Замечательный театральный режиссер Николай Акимов говорил: “Наша критика стреляет только по движущимся мишеням!”

Рязанов никогда и не думал браться за экранизацию “Бесприданницы”. “Не то чтобы я не любил этой пьесы... Она, как принято говорить, не находилась в русле моих режиссерских интересов. Больше того — я читал пьесу очень давно, в школьные годы, и с тех пор не возвращался к ней… После окончания фильма “Вокзал для двоих” образовалась пауза, которая в силу моего непоседливого характера не могла быть долгой. Я стал думать о новой работе. У меня возникали разные идеи новых постановок. Среди них были булгаковский роман “Мастер и Маргарита” — вещь, о которой я давно мечтал. Но все проекты откладывались по разным причинам на неопределенное время”. (Из книги Эльдара Рязанова “НЕподведенные итоги”.)

— В этот момент мне в руки попала пьеса Людмилы Разумовской “Дорогая Елена Сергеевна” — смелая и откровенная, — продолжает режиссер. — И я уже должен был делать по ней фильм. Директор киностудии “Мосфильм” Николай Трофимович Сизов, которому я дал прочитать пьесу, сказал: “Нас всех, конечно, потом посадят, но снимать это ты будешь”. А в ноябре 1982 года умер генсек ЦК КПСС Брежнев. Никто не знал, что дальше и как будет при Андропове. Но съемки “Дорогой Елены Сергеевны” в Госкино решили отложить. Тогда моя ныне покойная супруга Нина посоветовала мне прочитать “Бесприданницу”. У соседа по дачному поселку сценариста Эдуарда Володарского нашлась книга. Я прочитал. Словно в первый раз. И понял: буду снимать.

“Еще в процессе чтения я сразу же представил себе исполнителей двух главных ролей. Я увидел в Паратове Никиту Михалкова, а в Карандышеве — Андрея Мягкова и заручился предварительным согласием этих двух актеров”. (Из “НЕподведенных итогов”.)

— Получив добро от Михалкова и Мягкова, я отправился к председателю Госкино Филиппу Ермашу, поскольку именно от него зависело, разрешат ли мне экранизацию, — вспоминает Рязанов. — Ведь она была повторной — со времен протазановской, любимой зрителями “Бесприданницы” прошло 47 лет. Немало! Однако у нашего зрителя была благодарная память. Но Филипп Тимофеевич пошел мне навстречу. Никаких проб не было, я заранее знал, кто кого будет играть. За исключением Ларисы Гузеевой. И то там было всего несколько претенденток, но пробы проходила только Лариса. Но мое видение персонажей не совпадало с принятым и устоявшимся за эти годы. Я, например, был уверен, что Харита Игнатьевна Огудалова — не монументальная купчиха, какой она была в фильме Протазанова в исполнении Ольги Пыжовой. Мне Огудалова виделась еще молодой женщиной лет сорока максимум. Да, она мать троих дочерей, но в те времена рожали рано. И она еще не прочь устроить свою личную жизнь. А на руках три дочери. Одну выдала замуж за иностранца — неудачно, оказался шулером. Другая вышла замуж за грузина — он ее зарезал из ревности. Теперь надо младшую, самую дорогую, отдавать. Мне хотелось, чтобы, с одной стороны, Харита Игнатьевна вызывала сочувствие, с другой — внушала бы отвращение тем, что заискивает перед богатыми. Сыграть совокупность этих качеств, по-моему, могла только Алиса Фрейндлих.

“Сама Лариса — существо, созданное для любви… Она простодушна в самом лучшем понимании этого слова. Романтична, но не лишена житейских прозаичных соображений. Бескорыстна, не гонится за богатством, но почему-то все-таки влюблена в персону состоятельную. Способна ради любви на любую жертву и одновременно ужасающе эгоистична… Лариса Гузеева — очень нервная, легко возбудимая натура. У Ларисы привлекательное лицо, огромные глаза, стройная фигура, и в ней существует какая-то экзотичность. Не все в ней, конечно, устраивало, не во всем я был уверен, когда утверждал Гузееву на роль, но все актеры-партнеры проявили великолепную солидарность, доброе отношение к молодой артистке, поддерживали ее, ободряли, делились своим опытом... Поначалу ее профессиональное невежество было поистине безгранично, но когда снимались последние эпизоды, работать с ней стало значительно легче”. (Из “НЕподведенных итогов”.)

Сегодня, спустя без малого четверть века после съемок, Эльдар Александрович делится тайнами, оставшимися за кадром:

— У вчерашней студентки ЛГИТМИКа Гузеевой, до этого никогда нигде не снимавшейся, был еще и заметный оренбургский говорок. Это могло бы оставаться, но тогда все остальные персонажи должны были разговаривать в том же ключе. А меня это не устраивало. Я хотел показать в фильме большой волжский город, передать впечатление от Волги, которые у меня, урожденного самарца, остались с детства. Прототипом города Бряхимова, где происходят события в “Бесприданнице”, на мой взгляд, мог быть Ярославль или Нижний Новгород. Не захудалый уездный городишко, как в “Ревизоре” у Гоголя, с курами и свиньями на улице, а крупный промышленный центр. Еще и поэтому, когда передо мной встал выбор, где снимать “Жестокий романс” — в Суздале или Костроме, — я выбрал последний вариант. Повторюсь: я снимал дворянскую картину, а в Суздале она бы получилась купеческой.

“Сценарий должен иметь романную форму. Обычно инсценировки делаются из романа или повести. Обратный же путь, выбор романной, повествовательной формы для переложения пьесы, — случай редкий… Если во время написания сценария я старался освободиться от Островского, от пиетета перед драматургом, от пут, которые возникали из-за почтения к классику, то во время съемок происходил обратный процесс. Если сценарий писался под лозунгом “Вперед от Островского”, то съемки осенял противоположный призыв: “Назад к Островскому!” (Из “НЕподведенных итогов”.)

— В самом начале пьесы Островского на 11 страницах текста Кнуров и Вожеватов долго вводят зрителя в курс дела относительно того, что происходило в семье Огудаловых за последний год, — рассказывает режиссер. — Это огромный поток информации, с нюансами, деталями, прямой и косвенной речью других персонажей драмы. Вот я и решил заменить их рассказ показом. Ни на йоту не отступив от Островского, я из этих 11 страниц написал всю первую серию “Жестокого романса”. Позже я выяснил, что пионером в этом смысле не был. Аналогичную попытку предприняли создатели несохранившегося фильма “Жизнь Барона”, в котором на экране восстановлено все случившееся с одним из героев горьковской пьесы “На дне”. На основе его рассказов по тексту Горького получилась картина о том, как блистательный аристократ дошел до нищенской жизни в ночлежке.

“Историю о бесприданнице я почувствовал как печальную песню, как грустный романс, как драматическую вещь, напоенную музыкой… Невозможно было назвать картину “Бесприданница” — одна уже была”. (Из “НЕподведенных итогов”.)

— Название фильма “Жестокий романс” появилось сразу, как только я принял решение об экранизации, — утверждает режиссер. — Я как поклонник старинных романсов поначалу решил использовать только их. У Островского Лариса поет “Не искушай меня без нужды”. В фильме Протазанова — “Нет, не любил…”. Я тоже сначала хотел использовать “Я ехала домой”, “Снился мне сад…” и другие. Возникло ощущение вторичности. Потом перечитал моих любимых поэтесс: Цветаеву, Ахмадулину. И понял — то, что надо. Не столь архаично. Одно стихотворение — “Я, словно бабочка к огню” — от отчаяния написал сам. Тут же и Киплинг с “мохнатым шмелем” оказался к месту. Замечательную Валентину Пономареву, чьим голосом в фильме поет героиня Гузеевой, мне нашла музыкальный редактор “Мосфильма” Раиса Александровна Лукина. Для Пономаревой это был не совсем обычный опыт. До того она пела в трио “Ромэн”, исполняла джаз, где слов не так много. А тут ей приходилось петь серьезные тексты. У нас с ней, кстати, произошла досадная размолвка после “Жестокого романса”. Тогда не было принято указывать, кто поет в фильме, а Валентина об этом не знала. Не увидев своего имени в титрах, обиделась, и мы потом долго не общались.

“Все финальные эпизоды снимались во время рассветного тумана. Такое решение позволило уйти от ненужных реалий, создать своеобразную непроницаемую среду, некий вакуум, в котором происходили последние трагические события”. (Из “НЕподведенных итогов”.)

— Этот туман мы придумали вместе с художником Александром Тимофеевичем Борисовым, — продолжает рассказ Эльдар Александрович. — И в один из дней на Волгу опустился как раз такой туман, какой нам был нужен. Несмотря на то что в производственном плане в тот день значилась съемка других сцен, я все переиграл, и мы успели снять финал в настоящем тумане. Уверяю вас: так красиво у нас не получилось бы, даже если бы использовали самую современную и совершенную дым-машину.

“Оператором фильма должен был быть Вадим Алисов, сын Нины Алисовой, которая так трогательно сыграла Ларису Огудалову в прежней ленте. Я позвонил Нине Ульяновне и спросил, не возражает ли она, что мы примемся за новую версию… У нас состоялся очень сердечный разговор, который кончился тем, что Нина Ульяновна пожелала нам успеха и сказала, что будет с нетерпением ждать нашу картину…” (Из “НЕподведенных итогов”.)

— Когда на меня после выхода на экраны “Жестокого романса” обрушился весь этот огонь критиков, единственным человеком, кто похвалил картину, стала Нина Ульяновна Алисова, — говорит Рязанов. — В “Литературной газете” она написала: “Жестокий романс” поднимает историю Ларисы-бесприданницы до трагедии, и это главная победа всего творческого коллектива. Давно такого сильного впечатления от художественного произведения я не испытывала”. А ведь ей наверняка было непросто воспринять и новую исполнительницу, и современную трактовку.

“В разгар проработочного шабаша на Родине “Жестокий романс” получил единодушное признание зрителей и жюри под председательством Жанны Моро на международном кинофестивале в Дели. Наша лента была награждена главным призом “Золотой павлин”. А потом картина широко прокатывалась за границей. Так что я совсем не жалуюсь на судьбу нашего детища…” (Из “НЕподведенных итогов”.)

Виктор Рабинков, генеральный директор киновидеообъединения “Крупный план”, рассказал об уникальной работе по реставрации отечественных фильмов.

В XX веке наше кино снималось в основном на отечественных пленках. Они по ряду характеристик уступают иностранным аналогам и к нынешнему времени многие ленты пришли в состояние, мало пригодное для воспроизведения на современных цифровых носителях. Когда на смену кассетам VHS пришли цифровые технологии, DVD, “Крупный план” начал в содружестве с Госфильмофондом РФ и Телерадиофондом совместную работу по реставрации отечественных кинолент. Этот сложный процесс включает несколько этапов. Прежде всего проводится глубокая реставрация исходных киноматериалов фильма, которая начинается с реставрации негатива. Негативную копию замачивают в специальных растворах, чтобы восстановить эластичность пленки и за счет разбухания фотографического слоя по возможности ликвидировать трещинки и прочие пленочные изъяны. Затем негативы сушат, полируют, убирают пыль, после чего передают в копировальный цех, где с них делают копию на специальной пленке Kodak.

Каждый фильм смонтирован из отдельных планов, каждый из которых должен быть точно “выставлен” по цвету. Цветоустановка, занимающая от недели до месяца, — главное при перегоне изображения на цифровой носитель; именно здесь закладывается основа качества будущего DVD. Параллельно переводится на цифровые носители и звук. Исходные фонограммы фильмов хранятся отдельно на магнитных носителях. Их перезаписью в “цифру” занимается Научно-исследовательский кинофотоинститут (НИКФИ). Затем в дело вступают наши реставраторы, которые с помощью специальных компьютерных программ  убирают царапины, монтажные склейки, загрязнения и другие дефекты. В итоге мы получаем профессиональный цифровой носитель фильма, один экземпляр которого безвозмездно сдается в Госфильмофонд. Еще одну копию, если это мосфильмовская картина, отдаем в видеотеку “Мосфильма”.

Ярослав Щедров, «Московский комсомолец», 20 марта 2008.